24 февраля работа центрального офиса медицинской лаборатории СSD была парализована. Главный лабораторный комплекс СSD находится на окраине Киева, по улице Жмеринской. Там были слышны взрывы, общественный транспорт в этот район не ходил.
Вторая лаборатория СSD находится на Васильковской. Там выполняют патоморфологические исследования, то есть диагностируют онкологические заболевания. Это основная специализация СSD: в этой лаборатории ставится каждый третий в Украине онкологический диагноз.
В первые два дня войны, когда вокруг Киева шли бои, эксперты СSD доделали срочные анализы, от которых зависит жизнь пациентов. И после этого часть оборудования и экспертов лаборатории вместе с семьями перевезли во Львов.
Так у СSD появилась третья лаборатория. До войны в сети, которая имела 76 лабораторных пунктов, выполняли 1,5–1,8 тыс. исследований в день.
В партнерском проекте СЭО СSD Александр Дудин рассказал МC.today, как удалось настроить работу лаборатории во Львове, как компания работает в военных условиях и сколько инвестирует в инновации.
Делали исследования под взрывы и занимались эвакуацией
Готовились ли вы к полномасштабной войне? Верили ли в то, что она начнется?
Не верили. Но на всякий случай в середине февраля провели четыре встречи руководства компании, где обсуждали, что делать в такой ситуации: кто будет координировать, где ближайшие бомбоубежища, как будем искать жилье для команды. И это очень помогло нам после 24-го.
Как началось 24-е для вас?
Меня разбудила наша HR-директор, которая живет фактически рядом с Васильковом, где бомбили аэропорт. Конечно, в тот день точки приемки материала не работали, но лабораторию мы закрыли не сразу.
Вечером 24 провели совещание: принимали решения, как работать дальше. Вариант не работать мы не рассматривали. До войны каждый третий случай онкологического заболевания в Украине был диагностирован именно в CSD. Так что мы не могли оставить больных без помощи, потому что, к сожалению, заболевания никуда не исчезли. А своевременная диагностика – это помощь как гражданским, так и военным. Мы назвали это «лабораторным фронтом», потому что каждый должен работать там, где сможет помочь Украине больше всего.
Часть нашей команды начала организовывать эвакуацию людей и оборудования во Львов, а я несколько недель был фактически на нуле: вместе с отцом помогал защищать последний не взорванный мост в Белогородке под Киевом. Мы стояли на посту с оружием, которое удалось получить в первые дни. Были там как волонтеры. Я оставался, пока наши не взяли Макаров, только после этого вернулся к работе. А мой отец подписал контракт с ВСУ.
Срочный переезд и утраченные лабораторные офисы
Как проходил переезд во Львов?
Эвакуация происходила поэтапно, не все смогли уехать сразу. Например, наша медицинский директор Оксана Сулаева первые дни войны провела в бомбоубежище с двумя детьми и коллегами. К 10 марта мы смогли вывезти на автомобилях около 60 человек. По прибытии во Львов команда сразу начала обустраивать новую лабораторию.
Нам очень помог наш партнер-франчайзи Олег Костенецкий – он разрешил разместиться в двух своих лабораторных офисах. В Киеве наш лабораторный центр занимает 4,5 тысяч квадратных метров, а во Львове пришлось работать на 200 квадратных метрах. Мы тогда шутили, что «тесно, но хоть тепло».
В мае мы нашли большее помещение, приблизительно 600 квадратных метров. Так у нас стало три лабораторных узла, потому что в Киеве мы возобновили работу еще в марте, как только стало не так горячо.
Много оборудования вы перевезли?
Наши врачи составили список самого необходимого оборудования, вышло более десяти приборов. Среди них, например, карусельный гистопроцессор. Это аппарат, с помощью которого ткань готовится к гистологическому исследованию. Нашли фуру, потому что некоторые приборы в другую машину не влезли бы. Докупать оборудование не пришлось: у нас было достаточно и для Киева, и для Львова, потому что перед войной достаточно много проинвестировали в него.
Мы слышали, что многие врачи, даже из частных клиник, уехали за границу. Как вам удалось удержать команду?
Основа нашей команды – это врачи, цитологи и патоморфологи, их примерно 50. Это очень ценные специалисты, которых в Украине не хватает. Мы стараемся создавать для врачей наилучшие условия: многое вкладываем в обучение, предоставляем возможность консультироваться с мировыми авторитетами. Поэтому их лояльность к компании достаточно высока. Несмотря на опасность, за границу переехали только два врача родом из Беларуси.
Расскажите, какие убытки вы понесли из-за войны войны.
Лабораторные офисы в Мариуполе, Ирпене, Харькове, пункты приема биоматериала в Николаеве, Херсоне, Краматорске – некоторые мы потеряли навсегда, а некоторые временно приостановили деятельность. В первые дни пострадали локации в Буче и Ирпене, там тоже сгорели наши машины. Правда, в Буче уже удалось возобновить работу.
Прямой ущерб не слишком велик, большинство офисов уже заработали. А вот недополученные из-за войны прибыли уже в первом полугодии этого года составили сотни миллионов гривен.
Изменения в логистике и поддержка пациентов
Как война отразилась на сроках выполнения анализов и ценах?
Мы проводили совещания с нашими логистами: решали отдельно для каждого города, как можно организовать доставку быстрее всего. Ибо от сроков транспортировки биоматериала зависит точность исследований. Образцы можно хранить, как правило, от 24 до 72 часов. Нам удалось построить такую логистику, чтобы доставлять образцы из всех городов Украины менее чем за 24 часа.
Некоторые анализы выполняют наши партнеры в США, и вот с международной логистикой сейчас есть проблемы. Мы перестроили цепочку так, чтобы максимальное количество исследований выполнять у партнера в Чехии.
Поскольку все расходные материалы мы покупаем в долларах и евро, а также полностью отказались от реагентов из страны-агрессора, цены на анализы мы адаптировали в соответствии с курсом этих валют.
Вы пытаетесь как-то поддержать больных сейчас?
Мы получили грант от Фонда солидарности UICC для поддержки женщин с раком молочной железы, и теперь можем бесплатно выполнять гистологические и иммуногистохимические исследования для украинок. Это помогает пациентке сэкономить до 3 тыс. грн. CSD распределила эти направления между государственными медицинскими учреждениями Украины, специализирующимися на лечении онкологии, в частности Национальным институтом рака в Киеве, онкологическими центрами во Львове, Полтаве, Одессе и Ивано-Франковске, а также часть направлений передали в общественное объединение «Афина. Женщины против рака». За два месяца со дня запуска этой программы бесплатно провели исследование уже для более 40 женщин.
А вместе с благотворительным фондом «Больше всего» мы заботимся о пострадавших от войны: если подопечные этого фонда обращаются к нам, то могут сдать необходимые анализы по сниженным ценам.
Поддерживаете ли вы военных?
Мы проводим все базовые анализы для военных бесплатно. Без направления врача можно заказать до пяти анализов, а если есть направление – столько, сколько нужно.
15 наших сотрудников служат в ВСУ. Например, наш патолог Владимир Чуба сейчас военный врач. Конечно, мы поддерживаем всех коллег, которые сейчас находятся на фронте. Да и Вооруженные силы в целом: только за первые две недели мы перечислили на нужды ВСУ 120 тыс. и продолжаем помогать. Передавали тепловизоры и прицелы ночного видения, рации. Сейчас у нас действует акция: с каждого чека перечисляем 5 грн в Благотворительный фонд Сергея Притулы.
Наука и инновации во время войны
Диагностика и исцеление онкологии не стоят на месте. Ваши врачи повышают квалификацию сейчас?
До войны мы выделяли отдельный бюджет на обучение, стажировку, книги. В прошлом году потратили более 600 тыс. грн. Наши врачи сами выбирали обучение и повышение квалификации, которое им нужно.
Сейчас многие проходят онлайн-курсы. В июне два наших цитолога были в Италии на учебном курсе от Европейской федерации цитологических ассоциаций. Недавно цитологи и патологи CSD перенимали зарубежный опыт работы с биоматериалами в Латвийском университете.
Вы говорили, что цитологов и патоморфологов в стране не хватает. Вы готовите этих специалистов для себя?
В лаборатории уже три года действует система интернатуры. Мы разработали курс обучения, состоящий из практической части и самостоятельной работы. Молодых врачей мы подстраховываем: они обычно работают с куратором и их результаты пересматривает опытный патоморфолог. Сейчас у нас работают четыре человека после интернатуры.
Вы упоминали, что до войны многое вкладывали в оборудование. Расскажите, что именно приобрели и сколько это стоило.
Мы активно следили за новейшими технологиями и, если видели, что оборудование работает и имеет все сертификаты, покупали его. К примеру, в прошлом году мы решили внедрить секвенирование следующего поколения. Это первый в Украине секвенатор, который используется для сложных молекулярно-генетических исследований в онкологии. Этот вид диагностики позволяет выявить генетические нарушения и определить чувствительность к терапии опухоли. Раньше секвенирование делали наши партнеры за границей и исследование могло длиться две недели. Когда мы купили NGS-секвенатор Illumina, начали делать анализ на базе своей лаборатории за неделю.
В общем, лабораторное оборудование стоит от 50 тыс. грн до $300 тыс. Дороже всего мы купили прямо перед началом войны. Это второй аппарат Illumina, стоивший 6 млн грн. Каждый год мы инвестируем в новое оборудование миллионы гривен. Скажу больше: даже в начале этого года мы планировали расширение нашей молекулярной лаборатории. И я надеюсь, что нам удастся это сделать во втором полугодии.
А как насчет инноваций? Для них есть место во время войны?
Осенью прошлого года мы запустили мобильную интраоперационную лабораторию, так называемый цитобас. Это практически лаборатория на колесах для проведения интраоперационных исследований. Такие исследования помогают хирургу во время операции оценить, доброкачественная опухоль или нет, вырезал ли он ее полностью. Это выглядит следующим образом: машина приезжает в клинику, где проводится операция. Удаленную опухоль или ее часть передают патологу цитобаса, и он сразу проводит исследования, чтобы ответить на главный вопрос: опера
цию можно завершать или необходимо провести еще какие-нибудь хирургические вмешательства? Например, удалить лимфоузлы рядом с опухолью и могут стать причиной появления метастазов. Эту информацию хирург получает, пока пациент находится на операционном столе под наркозом. Чтобы проводить такие исследования на базе больницы, необходимо оборудование ценой около $50 тыс. и отдельная комната. А для нашей лаборатории на колесах нужна только розетка и паркоместо.
Один цитобас работает в Киеве, другой – в Днепре. Сейчас машина выезжает почти каждый день и, как правило, на целый день, за это время могут быть проведены 2-3 исследования. Коммерчески это не очень выгодно, но наш бизнес всегда был социально ответственным. Итак, когда мы знаем, что эта услуга очень важна и необходима для того, чтобы спасать человеческие жизни, мы ее внедряем.
Строите ли вы планы сейчас?
Мы сменили период планирования: не на год, а на полгода и квартал. До войны мы активно развивали франчайзинговую сеть, у нас было уже 22 франчайзи. Также мы начали работать с частными клиниками и открывать партнерские офисы на их территории. Сейчас у нас четыре партнера в Тернополе, Днепре, Хмельницком и Дрогобыче, с другими еще ведем переговоры.
Первые месяцы войны мы приостановили продажу франшизы, но сейчас вернулись к этой теме.
Основной план таков: возобновлять работу всех лабораторий и по максимуму помогать людям.
